Сергей Фомичёв - Агриков меч
Так или иначе, Сокол решил съездить в Мещёрскую Поросль сам, оставив виновника поисков в Муроме вместе с клинком и душевными терзаниями. Путь вновь проявил норов. Кроется ли за таким поворотом предостережение, или напротив ему открывалась неведомая возможность, Сокол понять не мог и всю дорогу размышлял, понимая в тоже время, что все его размышления сродни писанию на воде.
Корабль принадлежал человеку во всех отношениях занятному и для здешних мест весьма редкому – ханьскому купцу Чжу Чунлю, имя которого на Москве переиначили в Жучина, а в княжествах лесных по Оке называли почему-то Чунаем.
– Домой? – спросил его Сокол.
– Зачем домой? Дома сейчас не покой. Голод, мор. Брат Чунба уйди из монастырь Хуандзюэ. Искать Мин-вана. Домой нет.
– А куда?
– Пойду в Дербент, в Хорезм.
– Как же ты на корабле в Хорезм пройдёшь? – полюбопытствовал Сокол. – Или Амударья опять вернулась в древнее русло?
– Нет. Великий Узбой сух. Лодка в Гилань ставить буду. Рящский базар смотреть.
– Оттуда через пески?
– Зачем пески? Чжу Чунлю хороший дорога знает.
Сокол неожиданно позавидовал купцу. Захотелось вдруг и в Рящ наведаться и в Ургенч. Да, чтобы не по делам, а просто так.
– Долгий же путь тебе предстоит, – заметил чародей.
– Тебе не ближе, – ответил Чунай.
– Что ты, – отмахнулся Сокол. – Я скоро сойду.
– Сойдёшь, – согласился Чунай. – А путь начинай только.
– Откуда ты знаешь?
– Зинаю, – засмеялся купец.
– Раз всё знаешь, может, и заказ мой исполнишь?
– Говори, – кивнул Чунай.
– Говорить не буду, не запомнишь или спутаешь. Напишу лучше. Книга нужна одна и ещё кое-что.
Чародей взял лоскут шёлка и тушь, предложенные купцом, левой рукой быстро, но весьма тщательно вывел несколько строк аравийской вязи.
– Кирасиво писать! – одобрил купец, пряча записку.
Хотя гребцы за вёсла почти не брались, только подправляли лодку, удерживая её на стремнине, до Мещёрской Поросли добрались уже на следующий вечер. Там княжич с чародеем и распрощались, пожелав друг другу удачи. И если для Бориса Константиновича обмен пожеланиями был лишь вежливым оборотом, то Соколу в его поисках удача оказалась бы кстати.
***Селение называлось так вовсе не потому, что молодой лесок, поднявшийся на пожарище, принадлежал мещере. А потому, что одно из мещёрских племён некогда поселилось здесь, дав начало новой родовой ветви. Три деревеньки одна другой меньше встали рядом, а с годами разрослись и слились в единое село.
Туда и пригласили когда-то Дятла местные жители. Там он и принял бой, в котором употребил зачарованный меч. Сам Сокол знал эту историю из рассказов уже старого чародея, который мог чего-нибудь напутать, подзабыть со временем. А уточнить уже не у кого. Люди столько не живут. И никого старше Сокола здесь точно не обитало.
Впрочем, отправляясь сюда, он и не рассчитывал застать очевидцев давнего сражения, но предположил, что бесследно такие события не проходят. Для маленького селения поединок чародея с демоном наверняка стал главным источником всех сказок, песен, застольных разговоров и ночных страшилок на долгие годы.
И Сокол не ошибся в предположениях.
– Как же, случай известный, – сказал ему старый карт. – Любой из старожилов тебе расскажет его со всеми подробностями. Каждый родича припомнит, который видел, как всё на самом деле было. – Старик усмехнулся. – Вот только каждый по-своему расскажет. А тебе, как я понимаю, не сказки нужны, а правда.
Сокол кивнул. Карт задумался.
– Если ты знания в прошлом ищешь, мой тебе совет, поспрашивай Кузнечиху.
– А как мне её найти? – оживился чародей.
– В кузне она на отшибе живёт, – произнёс карт. – Но прямо сейчас ты её там не застанешь, она дальше в рощице уголь пережигает. По тропинке от кузни иди на дымок, не ошибёшься.
Так Сокол и поступил. Запах горелого дерева он почуял задолго до рощицы, а уже пробираясь через неё увидел сизые разводы, стелящиеся вдоль земли, так что и тропка вскоре потонула в них как в тумане.
Источник гари нашёлся на небольшой поляне, вернее в обложенной дёрном дымящейся куче, что возвышалась посредине поляны, занимая большую её часть. Вокруг кучи похаживала старуха, сгорбленная в последнем поклоне уходящей жизни. Сквозь дёрн тут и там пробивались язычки пламени, с ними старуха и боролась. Неподалёку от кучи на поваленном бурей и частью уже порубленном дереве, сидел человек, который показался Соколу знакомым.
– Ах ты, дым тебе в глаза! – воскликнул Коробок, увидев чародея. – Чтоб ты провалился окаянный!
– Не шути так, – ответил Сокол, пряча улыбку. – Провалюсь да тебя прихвачу.
– А сможешь? – с вызовом спросил знакомец.
– Не ершись, смолокур, – осадила приятеля бабка. – А ты, мил человек, присаживайся. Ночь впереди длинная.
Сказала так, словно знала, кто он и зачем он пришёл, и даже уже рассчитала наперед, сколько расспросы времени займут. Сокол, бросив плащ на землю, уселся на него, а бабка ещё раз обошла кучу. В одном месте присыпала землёй выбивающееся пламя, в другом прибила палкой дёрн. Наконец, уселась на бревно рядом с углежёгом и окинула работу взглядом.
– Ну, так-то, – сказала довольно.
Сокол решил что пришло время и рассказал вкратце, зачем пожаловал, упомянул, что карт, вопрос уяснив, сразу к ней отправил.
– Всё верно, – сказала Кузнечиха. – Если кто и может поведать о случае том, так только я.
Она постучала палкой по ближайшему углу кучи. Постучало без надобности, просто мысль подгоняя. Обстоятельная такая старушка.
– Бабушка моя той девицей была, которую Дятел полюбил. Рассказывала мне иногда про молодость свою, особенно когда бражки хлебнёт берёзовой. Только мне одной тайны свои сердечные и поведала. Похожа я на неё тогдашнюю была, вот и разговорилась, как смерть почуяла.
Расскажу тебе всё что знаю. И ты смолокур послушай. Тебе это вроде сказки на ночь будет.
– Я одну такую сказку уже послушал, – проворчал Коробок. – Мало не показалось.
– А ты не просто слушай. Главное уясняй, суть. Сказка она как дерево, из какого ты угли жжёшь. Много лишнего с дымом улетает, а что остается, весит не много, но жара куда больше даёт.
Про сам поединок мало она говорила. Страх перед колдуном хорошо помнила, а как с ним справились, про то уже на следующий день расхождения появились в рассказах. Но в чародея она влюбилась. И он в неё тоже. Тогда все свадьбу им предрекали, да вот, не сложилось.
Потом-то замуж за кузнеца бабка вышла – у нас в роду и мужчины и женщины железо знают, кузни держат, так что обычаю последовала. Но девичью любовь до самой смерти пронесла. А Дятел, видишь, не донёс, расплескал.
Кузнечиха отвлеклась на миг, чтобы очередной язык пламени придушить и вернулась к рассказу.
– Любовь бывает и простых людей с ума сводит, а тут чародей в её сети попал. Не мог дочери старостиной из головы выбросить. Преследовала его любовь, как демон назойливый. Спать не давала, думать. С силой Дятел боялся расстаться, могущество потерять. Вот он и удумал в клинок свою страсть поместить. В тот самый, каким девицу от позора и погибели избавил.
– Но как? – вырвалось у Сокола. – Сроду Дятел ковать не умел.
– Правда твоя, не знал он средства верного, – кивнула Кузнечиха. – Но на счастье или несчастье, как посмотреть, появился в наших краях умелец.
– Агрик? – догадался Сокол.
Он самый. Большим охотником слыл до подобных вещиц. И вот проведал как-то, что в наших лесах великаны некогда жили, что толк знали в ковальстве особенном. Отправился на поиски. Тут-то они и встретились – Дятел и Агрик – нашли друг друга, сговорились. Но всех тайн и вдвоём не знали.
– А как же они искусство онаров смогли перенять?
– Так они к великану и сходили.
– Что?!
– Жил один старый онар под Цепелем. Когда его собратья ушли, он остался. Старый уже был, тяжёл на подъём, с горой совсем сросся. Люди уж и город вокруг поставили, а он всё дремал. И говорил редко. Редко и непонятно. Карты цепельские пытались его расспрашивать о том, о сём, да бросили это дело, а вот Агрик какой-то подход нашёл нужный. Выведали они с Дятлом тонкости ремесла, а заодно и всякого другого наслушались.
Пока меч перековывали, а это никак не меньше месяца у них заняло, Дятел много чего бабке моей рассказал, а она уж, что запомнила, мне передала. Может, где и напутала, не знаю.
– Так они здесь меч и ковали? – удивился Сокол.
– Здесь, – кивнула старуха. – Бабка моя нужна им была, без неё не вышло бы чародейство. А Дятел вроде прощался с ней, перед тем как забыть навсегда.
